«Борис Эйфман – человек, который осмелился».

Так называлась статья, выпущенная New York Times в конце 70-х. В то время юный хореограф только открыл свой «Новый балет» (сейчас – Санкт-Петербургский государственный академический театр балета Бориса Эйфмана) – первый в СССР авторский театр современной хореографии. После ряда вполне «приемлемых» постановок на разрешенную музыку Щедрина и Хачатуряна Эйфман вывел танцоров на сцену под композиции Рика Уэйкмана, участника британской рок-группы Yes, (балет «Искушение») и Джона Маклафлина, британского гитариста, играющего джаз-фьюжн (балет «Бумеранг», после премьеры которого и вышла статья New York Times).

Находившаяся в советское время под негласным, но все же ощутимым, запретом западная музыка, на которую «осмелился» хореограф, стала первым жестом неповиновения, первым отказом от принятых норм, первым шагом к созданию собственной вселенной танца, о которой позже узнает и заговорит весь мир. Первым в череде многих.

Уже в 1977 году (первый год существования «Нового балета») хореографом овладела «чужая» музыка. Балет «Двухголосие», поставленный на музыку британской рок-группы Pink Floyd, был объявлен диссидентским, а самого Эйфмана чуть было не унесло из страны третьей волной эмиграции. Вспоминая о том, как ему пришла идея создания «Двухголосия», он говорил: «Я услышал музыку, которая меня провоцировала на сочинение хореографии. У меня за душой не было ничего оппозиционного, только любовь к этой музыке и желание поставить на нее балет».

«…Ничего оппозиционного, только любовь…». Действительно, в любви нет места оппозиции. Само понятие любви не вмещает в себя противостояния. Именно любовь стала ключевым чувством для Бориса Эйфмана и его хореографии. Не только к музыке, а к литературе, человеку и его противоречивой, тайной, временами пугающей, непостоянной душе. Язык, на котором он мог красноречивей всего говорить о своей любви, – танец.

Организовав собственную труппу, Эйфман начинает исследование человеческой сущности. Его часто называют хореографом-психологом. И на «кушетке» оказываются не только вымышленные герои классических произведений (Евгений Онегин, братья Карамазовы, Анна Каренина), но и вполне реальные личности (Чайковский, Петр I, Мольер). Театральность Эйфмана (его балета) не имеет ничего общего с тем определением, что можно найти в многочисленных толковых словарях, а именно – неестественность, искусственность, нарочитость. Напротив, это балет глубоко личный, абсолютно философский, иногда до неловкости интимный. Театральность, ставшая одной из главных черт его постановок, – это попытка «вынуть» эмоцию, трагедию, препарировать судьбу и переложить ее на знакомый Эйфману язык – язык пластики тела, язык физический и зримый.

«Я создаю другой балет, где самовыражение становится содержанием, в котором есть драматизм, философия, характеры, идея. И я уверен, что это балет будущего. Поверьте, по тому пути, по которому иду я, пойдут очень многие молодые коллеги. Этот путь направлен к человеку»
Борис Эйфман

Стремление завладеть неуловимым, проникнуть в непознанное – то, что движет им уже около полувека не только при создании хореографии, но и в процессе изучения человеческих характеров и жизненных перипетий. Обращаясь к известным произведениям классической литературы, Эйфман способен разглядеть не увиденные никем ранее особенности, задать героям (и себе) вопросы, которые не додумались (не осмелились) задать до него. Он находит свой, словно предназначенный специально для него, смысл. И результаты его размышлений обретают новое воплощение.

«То, что я делаю, можно назвать танцем эмоций, свободным танцем, новым языком, в котором сплелись и классика, и модерн, и экстатические импульсы, и многое другое…»
Борис Эйфман

Эйфман – не просто создатель новаторской хореографии (хотя безусловно и это тоже – он автор множества поддержек и элементов, которых до него в принципе не существовало в мире), а изобретатель нового мировоззрения в танце, открыватель неведомых смыслов уже известных произведений и, казалось бы, знакомых характеров. Называть его лишь хореографом – это словно руководствоваться только одним из пяти органом чувств. Балет Эйфман – это многогранный опыт, который возможно ощутить при условии полного доверия и принятия, абсолютного погружения в особую вселенную – вселенную Бориса Эйфмана.

«Балет для меня не только профессия. Это способ существования, мое земное предназначение. Его средствами я должен передать то, что дается мне свыше. Я, наверное, просто захлебнулся бы своими эмоциями, если бы не имел возможности реализовать их в творчестве. Хореография для меня – искусство глубоко религиозное в широком понимании этого слова»

Отредактировано Рома (23-01-2025 11:57:01)