Документ без названия

PASSIONBALLET ФОРУМ ЛЮБИТЕЛЕЙ БАЛЕТА, МУЗЫКИ И ТЕАТРА

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Поэзия

Сообщений 121 страница 150 из 240

121

Ого! Dear Privet и дорогая Айрин ! Вернемся к разговорам о тонкостях перевода))) Спасибо за филологический подарок, надо поразмышлять!

+1

122

С днём рождения!

+1

123

http://www.stihi.ru/2009/11/30/1760

Бухенвальдский набат- А. Соболев
Эдуард Кукуй
Из интернета
БУХЕНВАЛЬДСКИЙ НАБАТ
http://nostradamvs.livejournal.com/212935.html
У незаурядного, талантливого поэта,

написавшего эти строки, есть одно-единственное стихотворение,

известное буквально всем. Это слова песни "Бухенвальдский набат".

Люди мира, на минуту встаньте,

Слушайте, слушайте:

Гудит со всех сторон.

Это раздается в Бухенвальде

Колокольный звон…

Это кажется невероятным, но за десятилетия жизни этой песни, облетевшей весь мир,

переведенной на множество языков, в Союзе при исполнении ее никогда (!) не объявлялось

имя автора стихов. Хотя автор, конечно, был, и звали его Александр Соболев.

Известный писатель Константин Федин дал тогда такую оценку словам этой песни: "Я

не знаю этого поэта, я не знаю других его произведений, но за один "Бухенвальдский

набат" я поставил бы ему памятник при жизни".

"Памятник" при жизни поэт получил, но совершенно в духе социализма. Советская

власть с каким-то садистским упоением уничтожала собственную культуру. Сегодня

мы знаем: убивали, как Бабеля, гноили в лагерях, как Мандельштама, позорили, как

Пастернака, изгоняли из страны, как Галича… Несть им числа Поэта Александра Соболева просто

замалчивали, нигде не печатали, преследовали, не давая возможности донести

свое творчество до читателей и слушателей…

Он родился в 1915 году в одном из местечек Украины. Был младшим ребенком

малосостоятельной, но многодетной еврейской семьи. Слагать стихи начал очень

рано, примерно с семи лет, но это "баловство" в семье не поощрялось.

Рано оставшийся без матери, мальчик, после окончания школы был отправлен к старшей

сестре в Москву и определен в школу ФЗУ. Закончив ее, получил звание слесаря и стал

самостоятельно зарабатывать себе на хлеб Юноша, мечтавший о литературе, стал учиться

в литобъединении, начал печататься в заводской многотиражке. Затем работал в

печати, писал, кое-что печатал. Но наивная мечта молодости о справедливости и свободе

не уживалась в его сознании с реалиями кровавого коммунистического террора. За

полвека своего поэтического творчества он не посвятил Сталину ни строчки. Его

гипертрофированная честность не допускала никакого приспособленчества. А это значит,

что жизнь его с самого начала творческой деятельности была очень нелегкой.

Пришла война и он ушел воевать. Был пулеметчиком стрелковой роты, то есть

воевал на передовой. Несколько ранений и две контузии – вот "трофеи",

принесенные с войны.

Инвалид Великой Отечественной,

Кровь твоя на траве, на песке, на снегу…

Нет, не только твое Отечество – 

Вся планета, все человечество

Перед тобою в долгу, в неоплатном долгу.

Кто-то с фронта вернулся счастливый –

целый! 

Кто-то мертвый – бессмертный – в землю

зарыт.

Ну, а ты возвратился, в общем и целом,

ничего…

Так, не жив и не мертв – инвалид!

Пожизненная вторая группа инвалидности –это значит, что не разрешается работать на

штатной работе. А у него погибли все близкие. Его призывают на трудовой фронт,

отправляют слесарем на военный завод, дают койку в общежитии и карточку на хлеб. Так

началась его мирная жизнь.

Вскоре его назначают ответственным секретарем в заводскую многотиражку. Здесь

он себя показал не только хорошим журналистом, но и великолепным сатириком.

Газета начала борьбу с управлением завода против злоупотреблений, против

разнузданности, против использования руководителями своего положения и тому

подобное. В результате секретарь ЦК партии на заводе пригрозил журналисту, чтоб "не

лез не в свое дело". 

И его уволили и отправили "на лечение в психбольницу". Четыре долгих года

мотался он по больницам и госпиталям…Еще работая на заводе он женился на русской

девушке-журналистке. Молодая семья жила впроголодь, не имея постоянного заработка.

Только любовь и взаимопонимание давали им силу для дальнейшей жизни. Поэта не

принимали никуда на работу, нигде не печатали его стихов, всячески подчеркивая,

что еврею в журналистике делать нечего Мало того, его русскую жену уволили из

Московского радиокомитета вместе с евреями-журналистами, а затем предложили

восстановить на работе, "если она разведется с этим евреем". Здесь хочу

вспомнить стихи, полные сарказма, А.Галича:

-Где теперь крикуны и печальники?

Отшумели и сгинули смолоду!

А молчальники вышли в начальники,

Потому что молчание – золото!

……………………………………..

Промолчи, промолчи, промолчи.

Как инвалид он получил "квартиру" – убогую комнатенку без воды, отопления и

других удобств. Два журналиста, они влачили жалкое полуголодное существование, а все

то, что он писал в те годы, отправлялось "в стол".

В 1959 году Александр Соболев услышал о создании мемориального комплекса в

Бухенвальде. Его – еврея, фронтовика, поэта так потрясло это сообщение, что он закрылся

в комнате и через два часа прочитал жене слова, ставшие потом песней. Ни одна газета

не взялась их напечатать, никого они не заинтересовали. Но в это время должен был

состояться фестиваль молодежи в Вене, и поэт рискнул послать стихи в комитет

подготовки к фестивалю, а затем отправил их композитору Вано Мурадели. Потрясенный

композитор ответил такими словами:"Пишу музыку и плачу,.. да таким словам и музыка не

нужна! Я постараюсь, чтобы было слышно каждое слово!!!"

Действительно, песня получилась "литая", в ней неразрывно едино

совместились слова и мелодия. А когда в Вене ее исполнил свердловский хор

студентов, она сразу стала известной и любимой во всем мире. Ее переводили на

десятки языков. Это полный триумф! Ее исполнял и хор им. Александрова, и

самодеятельные коллективы, детские ансамбли и выдающиеся певцы…

В 1963 году песня была выдвинута на Ленинскую премию…

Но – это трудно объяснить молодому человеку – не допустили до премии этого

безвестного поэта, не имеющего покровителей, да еще с неподходящей 5-ой

графой! Что двигало партийными деятелями, всячески замалчивающими творчество

Соболева? Что толкало на отрицание его творчества поэтов, критиков, деятелей от

литературы? Скорее всего, это была элементарная зависть, замешанная на

указании сверху, плюс торжествующий антисемитизм…

Но песня шагала по планете, песню пела вся страна, не задумывающаяся, почему у песни

только один автор – композитор.

Однажды ему позвонили ночью домой и пригрозили: "Мы тебя прозевали, но голову

поднять не дадим!" И не давали! Всю жизнь.

До самой смерти.  Песню пел весь мир. Пел много лет.

Однажды в Москву приехал японский хор"Поющие голоса Японии". Поэт слушал их

концерт:

Я это надолго запомню:

Концертные два часа

В Москве звучат "Японии

Поющие голоса"…

И вдруг загудел над нами

"Бухенвальдский набат".

И снова безвинно сожженные

Строились к ряду ряд…

Слова, в России рожденные, 

Японцы как клятву твердят.

Через двадцать лет после создания песни, в 1979 году газета "Культура и жизнь"

напечатала статью Игоря Шаферана, в которой были такие слова: "Это песня –

эпоха, и скажу без преувеличения – мир замер, услышав эту песню". 

Да песня "Бухенвальдский набат" – был звездный час поэта Александра Соболева. Но

она стала и трагедией всей его жизни.

Он был очень разносторонним и талантливым человеком. Его песни, написанные с

Анатолием Новиковым, Борисом Терентьевым и другими композиторами стали популярными и

исполнялись лучшими коллективами. "Вечный огонь", "Голуби мира", "Голос страны моей", "Роза на

море" – вот далеко не полный перечень песен, написанных на его стихи.

Сквозной темой его творчества стала война и борьба за мир.

…На бойне той я был солдатом

И с бойни той пришел назад.

Какую я тянул упряжку

Сквозь дождь и снег, и день и ночь!

Сказать, что это было тяжко – 

Неправда: было мне невмочь.

Такого адского накала

Не смог бы выдержать металл.

Но чудо! Я не умирал,

И начиналось все сначала Именно во фронтовые годы осознал себя поэт

гражданином и патриотом всей планеты Земля. (Кстати, это тоже возмущало власть

могущее партийное руководство в его песне. Как, считали они, мог он обращаться к

"людям всей земли?" Ведь это, по ихмнению, моральная эмиграция!). 

Ведь только мы, народы, только мы, За нашу Землю только мы в ответе.

В другом стихотворении:

…Не сатана, несущий зло вовек, 

Не ценящий живое и в полушку, 

А человек, подумать – человек! –

Свой дом, свою планету "взял на мушку".

Еще:

Отныне по земле шагает Бог – 

Раскрепощенный человеком атом.

Что принесешь ты Миру, божество, -

Иль смерти мрак, иль жизни торжество?

Мог ли такой человек пропустить в своем творчестве трагедию Афганистана?

Одно из его стихотворений на эту тему буквально потрясает. Уже одно название

"кричит":

"В село Светлогорье доставили гроб".

(Такое сильное противопоставление – "Светлогорье" и "гроб"). А затем картина прощания:

…И женщины плакали горько вокруг,

стонало мужское молчанье.

А мать оторвалась от гроба , и вдруг

Возвысилась как изваянье.

Всего лишь промолвила несколько слов:

- За них – и на гроб указала, -

призвать бы к ответу кремлевских отцов!!!

Так, люди? Я верно сказала?

Вы слышите, что я сказала?!

Толпа безответно молчала – 

РАБЫ!!!

Да, рабы, выращенные и воспитанные партие , рабы страны-тюрьмы…

И рядом с этими высокогражданскими строчками огромное количество лирических

стихотворений, - теплых, нежных, трогательных.

Звоном с переливами

Занялся рассвет, 

А меня счастливее

В целом мире нет.

Раненный, контуженный 

Отставной солдат, 

Я с моею суженой

Нищий, да богат…

Или:

Красные искры, желтые искры – 

Праздник осенней метелицы.

Кружатся листья, падают листья,

Падают тихо и стелются.

Уже тогда, в 60-70-х годах он, прозорливый, как настоящий Поэт, обращает внимание читателя

на необходимость беречь Землю.

Земля наша – добрая мать,

Без нее – ни дышать и ни жить,

Землю нельзя просто топтать, 

Землю надо любить.

Очень ярко выражался талант Ал.Соболева в сатире. Единственный журнал, печатавший

его произведения – это "Крокодил", редактор которого, Мануил Григорьевич

Семенов, впал в немилость из-за такой смелости. Большое количество стихотворных

фельетонов, острых и злых, создали славу журналу. А поэт от "Крокодила" получил

награду и даже была напечатана небольшая книжечка фельетонов. Но большая часть его

сатирических произведений писалась, конечно, в стол. Судите сами, можно ли было

напечатать такую, например, эпиграмму на Суслова:

Ох, до чего же век твой долог,

Кремлевской банды идеолог – 

Глава ее фактический,

Вампир коммунистический.

Русский поэт еврейского происхождения Ал.Соболев по-настоящему любил свою Родину

– Россию. И поэтому страдал ее страданиями.

Утонула в кровище,

Захлебнулась в винище,

Задохнулась от фальши и лжи…

Как ты терпишь, Россия,

Паденье свое и позор?!...

– " – 

Кто же правит сегодня твоею судьбой?

- Беззаконие, зло и насилие!

Наследие Соболева есть и проза: роман "Ефим Сегал – контуженый сержант".

Произведение автобиографическое и поэтому

особенно ценное. Идея романа сводится к тому, что общество развитого социализма –

явь тоталитарного государства, а герой сражается с системой и терпит полное

поражение. Как и все другие произведения Соболева, роман увидел свет спустя много

лет после его смерти.

Затюканный, никому не нужный, лишний в этом обществе, так и не увидев напечатанными

свои произведения ушел из жизни опальный поэт…

Ни в одной газете не напечатали о нем нистрочки.

Ни один "деятель" от литературы не пришел проститься с ним. Просто о нем никто не вспомнил. 

В 90-х годах, уже в преклонном возрасте, верная, преданная и любящая вдова его –

Татьяна Соболева – начала длительную, изматывающую борьбу с властями,

"собратьями по перу", издателями за восстановление честного имени поэта,

отдавшего Родине здоровье, силы, молодость и ничем никогда не запятнавшего себя.

Рассказ о ее "хождении по мукам" – это история отдельная. Поэтому отметим только

факты.

С помощью ЕКА (Еврейская Культурная Ассоциация) небольшим тиражом был издан

сборник его стихов (еще им самим подготовленный к печати) "Бухенвальдский набат".

Были изданы 2 диска с его патриотическими песнями. И среди них "Навечно с

живыми":

От старших и до новых поколений

Внимай, внимай народ родной земли,

Мы не погибли на полях сражений:

На марше ураганных наступлений

С Победой мы в бессмертие вошли

Чтобы издать роман "Ефим Сегал" за свой счет в 1999 году (тиражом "аж 1000

экземпляров") вдове пришлось ни больше, ни меньше – продать свою трехкомнатную

квартиру.

В 2006 году вышла ее книга (не забывайте – она же журналист) "В опале честный иудей"…

(тираж 500 экземпляров), сердечный памятник другу и мужу. Она закончила ее писать в 2005

году. Ей было 82 года. 

Увы, пятого "достижения" не было. Она просила установить на Поклонной горе в

Москве, на Мемориале плиту со словами "Бухенвальдского набата"; четырежды

обращалась в приемную Президента России Путина, ей отказали. 

В своей книге она расставила все согласно табели о рангах: назвала фамилии тех, кто

хоть как-то помогал ее мужу и не забыла его гонителей. Вот "эпилог":

"Я писала эту книгу искренно, честно. С болью и горечью. С надеждой быть

услышанной. Чистосердечные дары принято сопровождать цветами. Вот я и предлагаю для

обозрения самосостоявшийся букет: "Ату его, жида, ату!" Смотрится?

Запомним это имя – Александр Соболев – еврей, солдат-фронтовик, инвалид ВОВ, поэт,

писатель, человек…

Если не мы – то кто же?

---

+1

124

Дорогой(ая) PRIVET, спасибо. Читала со слезами на глазах.

Вечная память большому поэту земли русской  - Александру Соболеву!

Как всегда в подобных случаях  испытываешь противоречивые чувства: с одной стороны, гордость за неисчерпаемый кладезь российских талантов, с другой стороны,  горечь,  боль и обиду, что не дано было этим талантам на протяжении всей их нелегкой жизни  найти поддержку, помощь или  хотя бы  элементарное сочувствие. 
Никто не озаботился уберечь этот выдающийся поэтический дар от бытовых невзгод, помочь искре Божьей разгореться,  вырасти, окрепнуть, достичь своего  зенита.
Так и уходят от нас великие, которые не дописали, не достроили,  не дорисовали, не доиграли, не допели, не дотанцевали... А ведь могли бы.

+1

125

как печально...

0

126

Вера Полозкова

Снова не мы

Ей говорили

Отредактировано Айрин (07-07-2015 19:36:17)

+1

127

Дорогая Айрин!
Огромное спасибо за эссе о Генрихе Гейне - символе романтизма и свободолюбия.
Гения ностальгии ....

Русалки. Ундины. Лорелея.

А вот Марина Цветаева - "Памяти Гейне".
Она сумела наполнить этот маленький шедевр ритмами, размерами, метафорами и образами Гейне.

ПАМЯТИ Г. ГЕЙНЕ

Хочешь не хочешь - дам тебе знак!
Спор наш не кончен - а только начат!
В нынешней жизни - выпало так:
Мальчик поет, а девчонка плачет.

В будущей жизни - любо глядеть! -
Ты будешь плакать, я буду - петь!

Бубен в руке!
Дьявол в крови!
- Красная юбка
В черных сердцах!

Красною юбкой - в небо пылю!
Честь молодую - ковром подстелешь.
Как с мотыльками тебя делю -
Так с моряками меня поделишь!

Красная юбка? - Как бы не так!
Огненный парус! - Красный маяк!

Бубен в руке!
Дьявол в крови!
Красная юбка
В черных сердцах!

Слушай приметы: бела как мел,
И не смеюсь, а губами движу.
А чтобы - как увидал - сгорел! -
Не позабудь, что приду я - рыжей.

Рыжей, как этот кленовый лист,
Рыжей, как тот, что в лесах повис.

Бубен в руке!
Дьявол в крови!
Красная юбка
В черных сердцах!

<Начало апреля 1920>

0

128

PRIVET написал(а):

Она сумела наполнить этот маленький шедевр ритмами, размерами, метафорами и образами Гейне.

Дорогой(ая) PRIVET, я в затруднении. Я знаю, что Марина Ивановна была высокообразованным человеком и немецкий был для нее, можно сказать, родным по матери. Но как-то не могу представить, что  такие сложнейшие современные ритмы, рифмы и не четко проявленный смысл были присущи немецкой романтической поэзии, и в частности  поэзии Гейне в 19 веке?
Может быть, если Вас не затруднит, немного поясните для несведущих?  :dontknow:
А вообще, огромное спасибо, что обратили внимание на это стихотворение. Взглянула, если можно так выразиться, совсем  другими глазами.

0

129

Дорогая Айрин!
Необъятная планета по имени "Марина Цветаева" богата на переклички образов, символов, закодированных посланий, подтекстов, метафор, намёков и вообще всяческой мистики.
Гейне был любимым поэтом Цветаевой, но она его, практически, не переводила. Зато блестяще переводила немецкие народные баллады, уникально передавая звучание оригинала, которое так умел передатъ в своих стихах и Гейне, когда этого хотел.

Бунтарско-романтический дух данного стихотворения есть дух Гейне.

В Берлине издатель Абрам Вишняк, с которым у Цветаевой был бурный роман, принёс ей для перевода "Флорентийские ночи" Гейне.
В них есть новелла, посвящённая танцовщице Лоренс. Её танец сопровождается ударами бубна одётой в чёрное  матери.

Вот, если хотите, сей образ :

"Бубен в руке!
Дьявол в крови!
Красная юбка
В черных сердцах!"

Переписка Цветаевой и Вишняка будет издана через много лет и по совету Ариадны Эфрон получит в итальянском переводе название "Флорентийские ночи".
"Флорентийские ночи" Гейне - рассказы для умирающей - мрачное переплетение миров - могли бы также найти отражение в слдующих строчках:

"В нынешней жизни - выпало так:
Мальчик поет, а девчонка плачет.
В будущей жизни - любо глядеть! -
Ты будешь плакать, я буду - петь!"

Как известно, с потусторонним миром у Марины были свои особые отношения. И она надеялась встретиться там с дорогими ушедшими: так и после смерти Рильке она задавалась вопросом, где он сейчас и суждено ли им свидеться вновь.

"Красная юбка? - Как бы не так!
Огненный парус! - Красный маяк!"

Огненный парус Марины - ответ на "чёрные паруса" Гейне (перевод М.Л. Михайлова):

"Корабль мой на чёрных плывёт парусах
По дикой пустыне морей…
Ты знаешь, как больно мне горе моё:
Зачем его делать больней?

Как ветер, изменчиво сердце твоё,
Волны оно вольной беглей!..
Корабль мой на чёрных плывёт парусах
По дикой пустыне морей."

<1858>

Вот эти строки:

"Слушай приметы: бела как мел,
И не смеюсь, а губами движу."

словно возникли из стихотворения Гейне (перевод из интернета, но близок к оригиналу):

Я спал спокойно и глубоко,
Печаль с груди моей ушла,
Как наяву, но это сонно,
Ко мне вдруг дева подошла.

Она была бледна, как камень,
С лица струился дивный свет;
И в сердце вспыхнул жаркий пламень,
Красивей девы в мире нет.

Струятся волосы волнами
И плавно движется она,
Мир плыл жемчужно пред глазами,
Она ж, как мрамор холодна.

Но сердце в радостном желанье,
Горит, толчками громко бьёт,
Хоть грудь её и без дыханья
Тверда, холодная, как лёд.

И этот лёд от бледной девы,
Мне стрелы в грудь вонзил свои;
Но я познал соблазны Евы,
Миг всемогущества любви.

Румянец щёки, рот не красил,
И в сердце кровь от стрел стоит.
—Но не противься, ты прекрасен—
Тут дева тихо говорит.

И обвила мне дико шею
Руками хладными она;
Чуть не задушен был я ею,
Пропел петух — она ушла.

И, наконец, вот это:

"А чтобы - как увидал - сгорел! -
Не позабудь, что приду я - рыжей.
Рыжей, как этот кленовый лист,
Рыжей, как тот, что в лесах повис."

Гейне был рыжим, Цветаева - рыжей, Лорелея - златоволосой, рыжий цвет волос - ведьмединый. В юношестве Гейне водил дружбу с отверженной - дочерью городcкого палача. Она была рыжей. Вот что это у Цветаевой: "Рыжий, как тот, что в лесах повис"?
Вообще этой самой дочери палача мы обязаны тем, что Гейне познал и полюбил народную мифологию и поэзию: гонимые и презираемые обществом, которое, однако, не гнушалось услугами её отца, они уходили к Рейну, где она рассказывала ему легенды, сказки. Может быть, рассказала и о Лерелее ....

Блестит волна морская,
луной озарена.
Я счастлив, тебя лаская.
Испугана ты, холодна.

И что это вдруг с тобою?
Едва переводишь дух.
Ты жадно внимаешь прибою,
ты вся обратилась в слух.

«То сёстры мои — русалки -
взывают с морского дна.
Их песни протяжны и жалки,
и слышу их я одна».
http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post196820407/

В заключении - интересная ссылка о Марине:

http://litbook.ru/article/5918/

А к описанию Гейне танца Лоренс мы ещё вернёмся. :flag:

+1

130

Дорогой(ая) PRIVET, бесконечная благодарность за Ваши комментарии. Должна в них самым тщательнейшим образом углУбиться (как говорил один из наших лидеров). Просмотрела ссылки они тоже очень для меня интересны. Спасибо.  :love:

0

131

Генрих Гейне о танце.
Отрывок из "Флорентийских ночей".

http://lib.ru/POEZIQ/GEJNE/florentijski … tures.html

"Девушка явно не обращала ни малейшего внимания ни на его речи, ни на взгляды зрителей; погруженная в свои мысли, хмуро дожидалась она, чтобы карлик разостлал у ее ног большой ковер и снова принялся играть на треугольнике под аккомпанемент барабана. Это была удивительная музыка, помесь тяжеловесной сварливости и щекочущего сладострастия, и я различил трогательно-глупенькую, жалостно-вызывающую, странную и все же на диво простую мелодию, но я забыл об этой музыке, когда девушка начала танцевать.
      И танец, и танцовщица помимо моей воли всецело завладели моим вниманием. То не была классическая манера танца, какую мы видим в нашем большом балете, где, как и в классической трагедии, действуют лишь напыщенные манекены и ходульные приемы; туг танцевались не александрийские стихи, не декламаторские пируэты, не антагонистичные антраша, не благородная страсть, что вихрем вращается на одной ноге, так что видишь только небо и трико, только мечту и ложь. Право же, ничто так не претит мне, как балет в парижской Большой опере, где традиция классической манеры танца сохранилась в нетронутом виде, меж тем как в других родах искусства -- в поэзии, в музыке, в живописи -- французы ниспровергли классический канон. Но им нелегко будет совершить такую же революцию в танцевальном искусстве; разве что они и здесь, как в своей политической революции, прибегнут к террору и гильотинируют ноги закоснелым танцорам и танцоркам старого режима. Мадемуазель Лоране не была великой танцовщицей, носки ее не были достаточно гибки, а ноги не приспособлены ко всевозможным вывертам, она ничего не разумела в танцевальном искусстве, какому учит Вес-трис, она танцевала, как велит танцевать человеческая природа: все существо ее было в согласии с ее танцевальными па, танцевали не только ноги, танцевало ее тело, ее лицо... минутами она бледнела смертной бледностью, глаза призрачно расширялись, губы вздрагивали вожделением и болью, а черные волосы, обрамлявши*; виски правильными опалами, взлетали, точно два вороновых крыла. Конечно, это был не классический танец, но и не романтический в том смысле, как его понимает молодой француз из школы Эжена Рандюэля. Не .было в этом танце ничего средневекового, ничего венецианского, изломанного, подобного пляске смерти, не было в нем ни лунного света, ни кровосмесительных страстей. Этот танец не пытался развлечь внешними приемами движения, нет -- внешние приемы были здесь словами особого языка, желавшего высказать нечто свое, особое. Что же высказывал этот танец? Я не мог понять его язык, как ни страстно он себя выражал. Лишь порой я угадывал, что говорит он о чем-то до ужаса мучительном. Обычно я легко улавливаю примети любых явлений, а )тих танцованных загадок решить не мог и тщетно силился нащупать их смысл,-- должно быть, повинна в этом музыка, конечно, умышленно направляя меня на ложные стези, лукаво сбивая с толку и упорно мешая мне. Треугольник мосье Тюрлютю иногда хихикал так коварно. А почтенная мамаша так сердито била в свой огромный барабан, что лицо ее кроваво-красным северным сиянием пылало из облака черной шляпы.
  Когда труппа удалилась, я еще долго стоял на прежнем мел'е и все думал, что же означал этот танец. Был ли он национальным танцем южной Франции или Испании? На такую мысль наталкивала пылкость, с какой плясунья металась вправо и плево, необузданность, с какой она временами откидывала голову язычески буйным жестом вакханок, которым мы дивимся на рельефах античных ваз. В ее танце появлялось что-то безвольно-хмельное, грозно-неотвратимое, роковое, как сама судьба. А может статься, то были фрагменты древней, давно забытой пантомимы? Или же она танцевала повесть чьей-тс жизни. Иногда девушка нагибалась до земли, словно прислушивалась, словно внимала голосу, обращенному к ней откуда-то снизу... Тогда она принималась дрожать, как осиновый лист, сгибалась в другую сторону, бешеными, отчаянными прыжками она порывалась что-то с себя стряхнуть, потом снова приникала ухом к земле, вслушивалась напряженнее прежнего, кивала головой, краснела, бледнела, дрожала, некоторое время стояла, выпрямившись, застыв на месте, а потом делала такое движение, будто умывает руки. Не кровь ли так долго, до ужаса тщательно смывала она с рук? И при этом бросала взгляд куда-то в сторону, просительный, молящий взгляд, от которого таяла душа... и взгляд этот случайно упал на меня.
      Всю следующую ночь думал я об этом взгляде, этом танце и фантастическом аккомпанементе, и на другой день, бродя, как обычно, по лондонским улицам, я страстно мечтал вновь повстречать миловидную танцорку и все напрягал слух, не послышатся ли опять звуки барабана и треугольника. Наконец-то я нашел в Лондоне что-то увлекшее меня и теперь уж не бесцельно блуждал по его обуреваемым зевотой улицам. "

+2

132

АННА АХМАТОВА — РЕКВИЕМ ПО СЕБЕ

http://dystopia.me/anna-ahmatova-rekviem-po-sebe/

+1

133

Август - астры,
Август - звезды,
Август - грозди
Винограда и рябины
Ржавой - август!

Полновесным, благосклонным
Яблоком своим имперским,
Как дитя, играешь, август.
Как ладонью, гладишь сердце
Именем своим имперским:
Август!- Сердце!

Месяц поздних поцелуев,
Поздних роз и молний поздних!
Ливней звёздных -
Август!- Месяц
Ливней звёздных!

Марина Цветаева

0

134

"Лили Марлен" перевод И. А. Бродского

0

135

Стихотворение "Сентябрь" Белла Ахмадулина посвятила своему мужу Юрию Нагибину. :love:

Очень интересная страничка об их отношениях
http://www.vilavi.ru/pod/131007/131007.shtml

Что за погода нынче на дворе?
А впрочем, нет мне до погоды дела —
и в январе живу, как в сентябре,
настойчиво и оголтело.

Сентябрь, не отводи твоё крыло,
твоё крыло оранжевого цвета.
Отсрочь твоё последнее число
и подари мне промедленье это.

Повремени и не клонись ко сну.
Охваченный желанием даренья,
как и тогда, транжирь свою казну,
побалуй все растущие деревья.

Что делалось! Как напряглась трава,
чтоб зеленеть с такою полнотою,
и дерево, как медная труба,
сияло и играло над землею.
На палисадники, набитые битком,
всё тратилась и тратилась природа,
и георгин показывал бутон,
и замирал, и ожидал прироста.

Испуганных художников толпа
на цвет земли смотрела воровато,
толпилась, вытирала пот со лба,
кричала, что она не виновата:

она не затевала кутерьму,
и эти краски красные пролиты
не ей — и в доказательство тому
казала свои бедные палитры.

Нет, вы не виноваты. Всё равно
обречены менять окраску ветви.
Но всё это, что жёлто и красно,
что зелено, — пусть здравствует вовеки.

Как пачкались, как били по глазам,
как нарушались прежние расцветки.
И в этом упоении базар
всё понижал на яблоки расценки.

+2

136

Дорогая Bani, как все мы знаем, толчком к созданию поэтического  произведения может служить любой незначительный эпизод, казалось бы, не имеющий прямого  отношения к  тому, что в конечном итоге  появилось  из под пера поэта.

Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене...
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.
А. Ахматова

Случайно наткнулась на воспоминания известного писателя, дизайнера, искусствоведа, историка архитектуры Владимира Паперного, приоткрывающие завесу в творческую  лабораторию  нашего замечательного поэта Бэллы Ахмадулиной и повествующие историю возникновения  любимого мной, такого нежного, построенного на полутонах и недосказанностях,  её стихотворения «Дачный роман».
«Владимир Паперный и его сестра Татьяна послужили прототипами персонажей поэмы Беллы Ахмадулиной «Дачный роман».
В начале 1970-х гг. Паперный с сестрой сняли в Переделкине дачу у вдовы Павла Лукницкого по соседству с дачей Ахмадулиной. У Ахмадулиной не было телефона, у Паперных был, и несколько раз в день она заходила к ним звонить. «Возникло что-то вроде соседской дружбы». Через год дачу у вдовы Лукницкого забрал Литфонд, которому принадлежала дача, и Паперным пришлось съехать.»
Вот что вспоминает Владимир Паперный:
«Стало ясно, что дружба с Беллой вне дачного соседства и телефона долго не протянет. И тут мне пришла в голову идея перевести эту дружбу в художественно-поэтический жанр. Я решил написать Белле письмо, демонстрирующее, что я — незаурядная творческая личность. Это письмо где-то сохранилось в моём архиве. С одной стороны, журналистская добросовестность требует, чтобы я его воспроизвёл. С другой стороны, мне стыдно: я недавно перечитал его и ужаснулся, оно было претенциозным, натужным и абсолютно бездарным. К счастью, решения принимать не пришлось: письма в той папке, где ему полагалось быть, не оказалось. Видимо, какой-то тайный доброжелатель его уничтожил. <…> Ответ пришёл быстро. В «Литературной газете» появилась поэма Ахмадулиной «Дачный роман», в которой были описаны и мы с Таней, и моё письмо. На сайте указана неверная дата поэмы — 1966, на самом деле события происходили около 1973 года. Все основные факты пересказаны в поэме достаточно точно, кроме моего письма. Во-первых, Белла его опоэтизировала, во-вторых, сделала его объяснением в любви (судя по литературному качеству моего письма, это была не любовь, а скорее суетное желание дружить со знаменитостью).»
http://ru.enc.tfode.com/Паперный,_Владимир_Зиновьевич

Белла Ахмадулина

Дачный роман

Вот вам роман из жизни дачной.
Он начинался в октябре,
когда зимы кристалл невзрачный
мерцал при утренней заре.
И тот, столь счастливо любивший
печаль и блеск осенних дней,
был зренья моего добычей
и пленником души моей.

Недавно, добрый и почтенный,
сосед мой умер, и вдова,
для совершенья жизни бренной,
уехала, а дом сдала.
Так появились брат с сестрою.
По вечерам в чужом окне
сияла кроткою звездою
их жизнь, неведомая мне.

В благовоспитанном соседстве
поврозь мы дождались зимы,
но, с тайным любопытством в сердце,
невольно сообщались мы.
Когда вблизи моей тетради
встречались солнце и сосна,
тропинкой, скрытой в снегопаде,
спешила к станции сестра.
Я полюбила тратить зренье
на этот мимолетный бег,
и длилась целое мгновенье
улыбка, свежая, как снег.

Брат был свободен и не должен
вставать, пока не встанет день.
"Кто он?- я думала.- Художник?"
А думать дальше было лень.
Всю зиму я жила привычкой
их лица видеть поутру
и знать, с какою электричкой
брат пустится встречать сестру.
Я наблюдала их проказы,
снежки, огни, когда темно,
и знала, что они прекрасны,
а кто они - не все ль равно?
Я вглядывалась в них так остро,
как в глушь иноязычных книг,
и слаще явного знакомства
мне были вымыслы о них.
Их дней цветущие картины
растила я меж сонных век,
сослав их образы в куртины,
в заглохший сад, в старинный снег.

Весной мы сблизились - не тесно,
не участив случайность встреч.
Их лица были так чудесно
ясны, так благородна речь.
Мы сиживали в час заката
в саду, где липа и скамья.
Брат без сестры, сестра без брата,
как ими любовалась я!
Я шла домой и до рассвета
зрачок держала на луне.

Когда бы не несчастье это,
была б несчастна я вполне.

Тек август. Двум моим соседям
прискучила его жара.
Пришли, и молвил брат: - Мы едем.
- Мы едем,- молвила сестра.
Простились мы - скорей степенно,
чем пылко. Выпили вина.
Они уехали. Стемнело.
Их ключ остался у меня.

Затем пришло письмо от брата:
"Коли прогневаетесь Вы,
я не страшусь: мне нет возврата
в соседство с Вами, в дом вдовы.
Зачем, простак недальновидный,
я тронул на снегу Ваш след?
Как будто фосфор ядовитый
в меня вселился - еле видный,
доныне излучает свет
ладонь..."- с печалью деловитой
я поняла, что он - поэт,
и заскучала...
Тем не мене
отвыкшие скрипеть ступени
я поступью моей бужу,
когда в соседний дом хожу,
одна играю в свет и тени
и для таинственной затеи
часы зачем-то завожу
и долго за полночь сижу.
Ни брата, ни сестры. Лишь в скрипе
зайдется ставня. Видно мне,
как ум забытой ими книги
печально светится во тьме.
Уж осень. Разве осень? Осень.
Вот свет. Вот сумерки легли.
- Но где ж роман?- читатель спросит.-
Здесь нет героя, нет любви!

Меж тем - все есть! Окрест крепчает
октябрь, и это означает,
что тот, столь счастливо любивший
печаль и блеск осенних дней,
идет дорогою обычной
на жадный зов свечи моей.
Сад облетает первобытный,
и от любви кровопролитной
немеет сердце, и в костры
сгребают листья... Брат сестры,
прощай навеки! Ночью лунной
другой возлюбленный безумный,
чья поступь молодому льду
не тяжела, минует тьму
и к моему подходит дому.
Уж если говорить: люблю!-
то, разумеется, ему,
а не кому-нибудь другому.
Очнись, читатель любопытный!
Вскричи: - Как, намертво убитый
и прочный, точно лунный свет,
тебя он любит?!-
Вовсе нет.
Хочу соврать и не совру,
как ни мучительна мне правда.
Боюсь, что он влюблен в сестру
стихи слагающего брата.
Я влюблена, она любима,
вот вам сюжета грозный крен.
Ах, я не зря ее ловила
на робком сходстве с Анной Керн!
В час грустных наших посиделок
твержу ему: - Тебя злодей
убил! Ты заново содеян
из жизни, из любви моей!
Коль ты таков - во мглу веков
назад сошлю!
Не отвечает
и думает: - Она стихов
не пишет часом?- и скучает.

Вот так, столетия подряд,
все влюблены мы невпопад,
и странствуют, не совпадая,
два сердца, сирых две ладьи,
ямб ненасытный услаждая
великой горечью любви.

0

137

Бог ты мой!
Дорогая Айрин!
Да это же парафраз на "Евгения Онегина"!

+1

138

Александр Блок

На поле Куликовом

1908г.

1

Река раскинулась. Течет, грустит лениво
     И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
     В степи грустят стога.

О, Русь моя! Жена моя! До боли
     Нам ясен долгий путь!
Наш путь - стрелой татарской древней воли
     Пронзил нам грудь.

Наш путь - степной, наш путь - в тоске безбрежной -
     В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы - ночной и зарубежной -
     Я не боюсь.

Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
     Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
     И ханской сабли сталь...

И вечный бой! Покой нам только снится
     Сквозь кровь и пыль...
Летит, летит степная кобылица
     И мнет ковыль...

И нет конца! Мелькают версты, кручи...
     Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
     Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
     Плачь, сердце, плачь...
Покоя нет! Степная кобылица
     Несется вскачь!

                2

Мы, сам-друг, над степью в полночь стали:
Не вернуться, не взглянуть назад.
За Непрядвой лебеди кричали,
И опять, опять они кричат...

На пути - горючий белый камень.
За рекой - поганая орда.
Светлый стяг над нашими полками
Не взыграет больше никогда.

И, к земле склонившись головою,
Говорит мне друг: "Остри свой меч,
Чтоб недаром биться с татарвою,
За святое дело мертвым лечь!"

Я - не первый воин, не последний,
Долго будет родина больна.
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, светлая жена! ...

http://www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=10512

21 сентября (8 сентября по юлианскому календарю) - День победы русских полков во главе с великим князем Дмитрием Донским над монголо-татарскими войсками в Куликовской битве.

+1

139

120 лет со дня рождения Сергея Есенина

Есенин Сергей «О себе». Октябрь 1925 г.

http://abook.life-super.com/index.php?p=/books/blogs_view/164/Сергей Есенин «О себе». Октябрь 1925 г..html

В ЭТОМ МИРЕ Я ТОЛЬКО ПРОХОЖИЙ...

Сестре Шуре

В этом мире я только прохожий,
Ты махни мне весёлой рукой.
У осеннего месяца тоже
Свет ласкающий, тихий такой.

В первый раз я от месяца греюсь,
В первый раз от прохлады согрет,
И опять и живу и надеюсь
На любовь, которой уж нет.

Это сделала наша равнинность,
Посолённая белью песка,
И измятая чья-то невинность,
И кому-то родная тоска.

Потому и навеки не скрою,
Что любить не отдельно, не врозь -
Нам одною любовью с тобою
Эту родину привелось.

+2

140

АРСЕНИЙ ТАРКОВСКИЙ - МНЕ ОПОСТЫЛЕЛИ СЛОВА, СЛОВА, СЛОВА...

Мне опостылели слова, слова, слова,
Я больше не могу превозносить права
На речь разумную, когда всю ночь о крышу
В отрепьях, как вдова, колотится листва.
Оказывается, я просто плохо слышу,
И неразборчива ночная речь вдовства.
Меж нами есть родство. Меж нами нет родства.
И если я твержу деревьям сумасшедшим,
Что у меня в росе по локоть рукава,
То, кроме стона, им уже ответить нечем.

+1

141

Сегодня день рождения великого русского Прозаика и Поэта, хочется написать с большой буквы - Ивана Алексеевича Бунина, гордости  мировой литературы, и в особенности  русскоговорящей части  населения земного шара, потому что только  владеющие русским языком могут в полной мере оценить волшебство особенного влияния на читателя текстов Бунина.

И цветы, и шмели, и трава, и колосья...

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной...
Срок настанет - господь сына блудного спросит:
"Был ли счастлив ты в жизни земной?"
И забуду я все - вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав -
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным коленям припав.

+1

142

Елена Завельская

Под утро намело.
Замедлил ветер бег.
Не озеро – слюда.
Как чисто! Как светло!
А это просто снег –
Замерзшая вода…
Тоска меняет цвет
Почти до белизны.
Теперь ей имя – грусть.
И кажется, что нет
Душевной кривизны,
Но только снега хруст...

0

143

Ах, дорогой(ая) PRIVET, как поэтично и красиво то, что Вы нам предложили. Замечательно, что существует смена  времен года, и каждое прекрасно по-своему, только надо уметь это видеть.

+1

144

Виктор Гофман

Виктор (полное имя — Виктор-Бальтазар-Эмиль) Викторович Го́фман (14 (26) мая 1884 года, в Москве — 13 августа 1911 года, в Париже) — русский поэт, прозаик, критик, переводчик.
Виктор Гофман родился в Москве в семье австрийского подданного. Его отец был мебельным фабрикантом и декоратором. Виктор окончил  в 1903 году с золотой медалью  3-ю московскую гимназию, где его близким другом стал Владислав Ходасевич.
В 1903—1908 годах Виктор Гофман учился на юридическом факультете Московского университета.
В июне 1911 года Гофман отправился в заграничное путешествие. В начале июля он обосновался в Париже и в номере отеля 13 августа 1911 года в состоянии внезапного психического расстройства покончил жизнь самоубийством, выстрелив в себя из револьвера.
В январе 1905 года в Москве вышел первый сборник стихов Гофмана «Книга вступлений. Лирика. 1902—1904». Критики отметили в этом сборнике музыкальность стиха, мечтательный лиризм, сосредоточенность на интимных настроениях, эстетизацию действительности, сильное влияние поэзии Константина Бальмонта и Валерия Брюсова.
В начале декабря 1909 года в Санкт-Петербурге увидела свет вторая книга стихов поэта — «Искус».  Благодаря разработанной в ней Гофманом системе мелодических повторов (поэт учёл опыт Бальмонта) критики позднее стали говорить об особой «гофмановской интонации».
Наиболее известным стихотворением Гофмана стало «Летний бал» (1905).  (Некоторые сведения из Википедии.)
Гофман - один из самых  модных поэтов Серебренного века. Думаю, что если кто-то имеет желание  глубже погрузиться в  эстетику и атмосферу  этого периода, то со стихами Гофмана познакомиться  нужно.
Я когда-то давно читала очерк Лили Брик о Маяковском. Она вспоминала много небольших стихотворных отрывков, которые он  обычно произносил, живо реагируя на всевозможные житейские ситуации.
Среди них:
У меня для тебя столько ласковых слов и созвучий,
Их один только я для тебя мог придумать, любя.
Или:
Там, где река образовала
Свой самый выпуклый изгиб,
Или о китче:
Где показалось нам — красиво
Так много флагов приколоть.
Как  выяснилось, это  были отрывки из стихов  Виктора Гофмана, но  я в то время и не подозревала, что когда-то, в самом расцвете Серебренного века,  был чрезвычайно популярен  российский  поэт – Виктор  Гофман.
Думаю, раз Маяковский охотно и часто цитировал его наизусть, то чем-то Гофман  был ему интересен. Возможно,  даже нравился?  Хотя  поэтов более несхожих  по стилю и мировосприятию, чем эти двое,  представить себе трудно.
Когда я  впервые познакомилась с поэзией  Виктора Гофмана, то, увы,  … никакого восторга не испытала.
Не дались мне,  читателю 21 века,  его стихи с первого раза.
Однако, со временем,  после нескольких обращений,  его поэзия  всё же  увлекла   меня  своей   милой  возвышенностью стиля и   (если это определение  применимо по отношению к  поэзии) -  винтажностью. 
Да, в его стихах присутствует наив, но есть и то, за что  мы  ценим это направление в искусстве: искренность и чистота палитры художника.
Без вычурности и надуманности, написано изящно, чистыми красками.  Стихи  имеют  свой особый  ритм, утонченность, поэтому  узнаваемы и индивидуальны.   Их  создатель позволяет различить даже еле уловимые  нюансы «причудливого мира» иллюзий, а его  нежный,  аристократичный поэтический герой,  не стесняющийся делиться своими самыми  сокровенные эмоциями,  предстаёт пред очи заинтересованного ценителя поэзии   сладкоголосым  «серебристым виденьем», элегантным порождением  декаданса.

У меня для тебя столько ласковых слов и созвучий,
Их один только я для тебя мог придумать, любя.
Их певучей волной, то нежданно-крутой, то ползучей, —
Хочешь, я заласкаю тебя?

У меня для тебя столько есть прихотливых сравнений -
Но возможно ль твою уловить, хоть мгновенно, красу?
У меня есть причудливый мир серебристых видений —
Хочешь, к ним я тебя отнесу?

Видишь, сколько любви в этом нежном, взволнованном взоре?
Я так долго таил, как тебя я любил и люблю.
У меня для тебя поцелуев дрожащее море, —
Хочешь, в нем я тебя утоплю?
1902

Твое кольцо
Твое кольцо есть символ вечности.
Ужель на вечность наш союз?
При нашей радостной беспечности
Я верить этому боюсь.

Мы оба слишком беззаботные...
Прильнув к ликующей мечте,
Мы слишком любим мимолетное
В его манящей красоте.

Какое дело нам до вечности,
До черных ужасов пути,
Когда в ликующей беспечности
Мы можем к счастью подойти?..
1903

Летний бал
Был тихий вечер, вечер бала,
Был летний бал меж темных лип,
Там, где река образовала
Свой самый выпуклый изгиб,

Где наклонившиеся ивы
К ней тесно подступили вплоть,
Где показалось нам — красиво
Так много флагов приколоть.

Был тихий вальс, был вальс певучий,
И много лиц, и много встреч.
Округло-нежны были тучи,
Как очертанья женских плеч.

Река казалась изваяньем
Иль отражением небес,
Едва живым воспоминаньем
Его ликующих чудес.

Был алый блеск на склонах тучи,
Переходящий в золотой,
Был вальс, призывный и певучий,
Светло овеянный мечтой.

Был тихий вальс меж лип старинных
И много встреч и много лиц.
И близость чьих-то длинных, длинных,
Красиво загнутых ресниц.

1905

Отредактировано Айрин (29-11-2015 22:25:00)

+2

145

Спасибо, дорогая Айрин, за поэта забытого, стоящего в тени "королей".
Но как он им - ему - Бальмонту ни в чём не уступает. Не зная имени, вполне можно принять эти стихи и за Бальмонта, и за Северянина ...
Ну, я, во всяком случае, вполне могу принять ....

Константин Бальмонт

Белладона

Счастье души утомленной -
Только в одном:
Быть как цветок полусонный
В блеске и шуме дневном,
Внутренним светом светиться,
Все позабыть и забыться,
Тихо, но жадно упиться
Тающим сном.

Счастье ночной белладонны -
Лаской убить.
Взоры ее полусонны,
Любо ей день позабыть,
Светом луны расцвечаться,
Сердцем с луною встречаться,
Тихо под ветром качаться,
В смерти любить.

Друг мой, мы оба устали.
Радость моя!
Радости нет без печали.
Между цветами - змея.
Кто же с душой утомленной
Вспыхнет мечтой полусонной,
Кто расцветет белладонной -
Ты или я?

Долины сна

Пойду в долины сна,
Там вкось растут цветы,
Там падает луна
С бездонной высоты.

Вкось падает она —
И все не упадет.
В глухих долинах сна
Густой дурман цветет.

И странная струна
Играет без смычков,
Мой ум — в долинах сна,
Средь волн без берегов.

Игорь Северянин

Звёзды

Бессонной ночью с шампанским чаши
Мы поднимали и пели тосты
За жизни счастье, за счастье наше.
         Сияли звёзды.

Вино шипело, вино играло.
Пылали взоры и были жарки.
"Идеи наши,- ты вдруг сказала,-
         Как звёзды - ярки!"

Полились слезы, восторга слезы...
Минуты счастья! Я вижу вас ли?
Запело утро. Сверкнули грёзы.
         А звёзды... гасли.

0

146

PRIVET написал(а):

Не зная имени, вполне можно принять эти стихи и за Бальмонта, и за Северянина ...

Дорогой(ая) PRIVET, согласна, но у всех поэтов Серебренного века есть что-то общее. Возможно, ощущалось "нечто" тогда  в атмосфере и они, словно антенны, сии флюиды улавливали, а потом их транслировали. Я и в рассказах Бунина это чувствую. У Рахманинова.
Только, Гофман, на мой взгляд, как-то теплее, искреннее, безыскуснее многих из них. Возможно, потому, что ушёл молодым. 
Некоторые мастера уж такие замысловатые кружева плели, что и узор-то с трудом разберёшь и  больше от головы шло, чем от души.
Впрочем, не буду подробно описывать свои чувства и  впечатления, навеянные  Серебреным веком и его творцами, а то мой опус рискует перекочевать  в другую тему под названием  "перлы..." и занять там вполне достойное место.
Вот только хотелось заметить, что с Брюсовым я бы Гофмана никогда не сравнила.  Вот уж у кого (у Брюсова), на мой взгляд, на первом плане всегда холодный, трезвый  ум.
Но критикам виднее, на то они и критики.
Описание летнего бала такое милое, у меня, как иллюстрация к нему,  всплывают в воображении картины Сомова. Краски чистые.
Спасибо за стихи, они, как всегда, прелестны.

Игорь Северянин

ЮЖНАЯ БЕЗДЕЛКА

Н. М. К – ч

Вся в черном, вся – стерлядь, вся – стрелка,
С холодным бескровным лицом,
Врывалась ко мне ты, безделка,
Мечтать о великом ничём…
Вверх ножками кресло швыряла,-
Садилась на спинку и пол,
Вся – призрак, вся – сказка Дарьяла,
Вся – нежность и вся – произвол.
Пыль стлалась по бархату юбки,
Зло жемчуг грудил на груди…
Мы в комнате были, как в рубке,
Морей безбережных среди…
Когда же сердечный припадок
Беззвучно тебя содрогал,
Я весь был во власти догадок,
Что где-то корабль утопал…
Но лишь приходила ты в чувства,
К моим припадала ногам
И скорбно шептала: “Как пусто,
Где сердце у каждого, – там…”

1913. Июнь

Между прочим,  Маяковский, когда видел элегантную женщину, произносил в восхищении: "Вся в чёрном, вся - стерлядь, вся - стрелка!"

+1

147

Ну уж нет, дорогая Айрин, даже не мечтайте - в "перлы" Вам не попасть, как ни старайтесь. Для перлов надо родиться. :offtop:

Рахманинов С.В.,К.Бальмонт-Мимолетности судьбы.

А вот и программное от Северянина

УВЕРТЮРА (КОЛЬЕ ПРИНЦЕССЫ...)
Колье принцессы - аккорды лиры,
Венки созвездий и ленты лье,
А мы, эстеты, мы - ювелиры,
Мы ювелиры таких колье.

Колье принцессы - небес палаццо,
Насмешка, горечь, любовь, грехи,
Гримаса боли в глазах паяца...
Колье принцессы - мои стихи.

Колье принцессы, колье принцессы...
Но кто принцесса, но кто же та -
Кому все гимны, кому все мессы?
Моя принцесса - моя Мечта!
1910

https://otvet.mail.ru/question/91420214

"Известно, что поэт и писатель Иван Бунин и композитор Сергей Рахманинов были друзьями. Иван Бунин оставил посвящение Сергею Рахманинову- стихотворение

"ПАМЯТИ ДРУГА":
Вечерних туч над морем шла грядя,
И золотисто-серыми столпами
Стояла безграничная вода.
Как небеса лежавшая пред нами.

И ты сказал: «Послушай, где, когда
Я прежде жил? Я странно болен - снами,
Тоской о том. что прежде был и бог.. .
О, если б вновь обнять весь мир я мог! »

Ты верил, что откликнется мгновенно
В моей душе твой бред, твоя тоска.
Как помню я усмешку, неизменно
Твои уста кривившую слегка.

Как эта скорбь и жажда - быть вселенной,
Полями, морем, небом - мне близка!
Как остро мы любили мир с тобою
Любовью неразгаданной, слепою!

Те радости и муки без причин,
Та сладостная боль соприкасанья
Душой со всем живущим, что один
Ты разделял со мною, - нет названья,
Нет имени для них, и до седин
Я донeсу порывы воссозданья
Своей любви, своих плененных сил.. .

А ты их вольной смертью погасил.
И прав ли ты, не превозмогший тесной
Судьбы своей и жребия творца,
Лишенного гармонии небесной,
И для чего я мучусь без конца
В стремленье вновь дать некий вид телесный
Чертам уж бестелесного лица.
Зачем я этот вечер вспоминаю,
Зачем ищу ничтожных слов, - не знаю.
12.VIII.16.

Поэт Серебряного века Игорь Северянин тоже посвятил Сергею Рахманинову стихотворение, о чём ое писал в одном из своих писем к композитору : "

"Мой дорогой Сергей Васильевич!
Радостно благодарю Вас за портрет Ваш с надписью. Посылаю Вам стихи, — для Вас воспринятые, — которые давно уже хотел (и был обязан) Вам переслать. Они вошли в книгу, изданную в Белграде в1931году. И вот мне хочется прежде, чем это совершится, еще раз от всего простого и искреннего поэтова сердца воздать Вам, прославленному, славу и честь за дарованные мне Вами три месяца жизни на этой Земле, такой мучительной, но и упояющей!.. .

Все они говорят об одном.. .

(Сергею Васильевичу Рахманинову)

Соловьи монастырского сада,
Как и все на Земле соловьи.
Говорят, что одна есть отрада,
И что эта отрада — в любви.. .
И цветы монастырского луга
С лаской, свойственной только цветам,
Говорят, что одна есть заслуга:
Прикоснуться к любимым устам.. .
Монастырского леса озера,
Переполненные голубым,
Говорят нет лазурнее взора,
Как у тех, кто влюблен и любим.. .
Тойла. 1927 г.
Игорь-Северянин"

+1

148

Дорогой PRIVET, спасибо, спасибо, спасибо...
Какой же  праздник Вы так щедро преподнесли. Эти стихи и с этой  МУЗЫКОЙ - это настоящий праздник. Слушала, одновременно  читала, перечитывала... и - наслаждалась.
В такие мгновенья приходит благодарное осознание: как же прекрасна жизнь. Несмотря на все невзгоды и трудности...
Короче, слов не хватает, а  эмоции переполняют...

0

149

ПОВЕСТЬ   
                               Г. Чулкову

В окнах, занавешенных сетью мокрой пыли,
Темный профиль женщины наклонился вниз.
Серые прохожие усердно проносили
Груз вечерних сплетен, усталых стертых лиц.

Прямо перед окнами - светлый и упорный -
Каждому прохожему бросал лучи фонарь.
И в дождливой сети - не белой, не черной -
Каждый скрывался - не молод и не стар.

Были как виденья неживой столицы -
Случайно, нечаянно вступающие в луч.
Исчезали спины, возникали лица,
Робкие, покорные унынью низких туч.

И - нежданно резко - раздались проклятья,
Будто рассекая полосу дождя:
С головой открытой - кто-то в красном платье
Поднимал на воздух малое дитя...

Светлый и упорный, луч упал бессменный -
И мгновенно женщина, ночных веселий дочь,
Бешено ударилась головой о стену,
С криком исступленья, уронив ребенка в ночь...

И столпились серые виденья мокрой скуки.
Кто-то громко ахал, качая головой.
А она лежала на спине, раскинув руки,
В грязно-красном платье, на кровавой мостовой.

Но из глаз открытых - взор упорно-дерзкий
Всё искал кого-то в верхних этажах...
И нашел - и встретился в окне у занавески
С взором темной женщины в узорных кружевах.

Встретились и замерли в беззвучном вопле взоры,
И мгновенье длилось... Улица ждала...
Но через мгновенье наверху упали шторы,
А внизу - в глазах открытых - сила умерла...

Умерла - и вновь в дождливой сети тонкой
Зычные, нестройные звучали голоса.
Кто-то поднял на' руки кричащего ребенка
И, крестясь, украдкой утирал глаза...

Но вверху сомнительно молчали стекла окон.
Плотно-белый занавес пустел в сетях дождя.
Кто-то гладил бережно ребенку мокрый локон.
Уходил тихонько. И плакал, уходя.

  Январь 1905 

Источник: http://blok.lit-info.ru/blok/stihi/gorod/016.htm

0

150

I wanted to give a Plus, but I can´t due to forum regulations :(

0