Весь вечер на арене или как ИринаМил ходила замуж
«Шла замуж по расчету, а вышла по любви» - с подобной надеждой я шла на «Онегина» ...
Когда ходить в БТ совсем уже незачем, то туда ходят замуж по расчёту, надеясь выйти по любви.
Как намедни госпожа Милютина, использовав в своих корыстных целях бессмертный нафталин господина Крэнко под милым русской душе названием "Онегин".
Видимо, от едкого запаха нафталина у балетоманки начались галлюцинации, породившие несравненные перлы балетографомании.
"Краску с названием «экзальтация» не купишь в магазине." - воскликнула госпожа Милютина, видимо, находясь в состоянии этой самой экзальтации, и сразу пришла к выводу, что "Потому Татьяна Кретовой была лишена главного – натуры.". Мы-то всегда полагали, что девушку обычно лишают невинности, но вот несчастную Кретову лишили самой натуры. Безнатурная Кретова, в свою очередь, представилась госпоже Милютиной как похожая "... лишь на хорошую девочку Таню, примерную мамину дочку, вместо очарованной души." Вот ведь какая выходит дилемма - либо ты примерная мамина дочка, либо - "очарованная душа". Третьего, по мнению знатока человеческой натуры ИриныМил, не дано. Даже Татьяне, чья очарованная душа грезила Онегиным, но замуж дева вышла, как послушная мамина дочка.
Большое разочарование вызвала у страждущей балетоманки сцена письма. Она пролетела, не оставив в тонкой дамской душе следа. Видимо, потому, что "Сцена письма оказалась до обидного формальной. Пролетела, словно не было. От кодового названия «Мечты девственницы об оргазме» в ней осталась только девственница." Вот, страшно себе представить, что бы было, если бы от "кодового названия", введённого самим Смондырёвым, осталась не девственница, а оргазм. Что бы тогда пришлось делать господину Родькину в роли Онегина, который по мнению его необузданной поклонницы "... в черном выходил из зеркала, чтобы делать поддержки, ибо ничего, похожего на ток, между героями не возникало." Ну а если бы ещё оргазм, да помноженный на такой желанный ток ... Ой, боюсь, так и до нарушения прав человека недалеко.
Правда, у автора заметок страха перед нарушением прав человека нет. Поэтому она спокойно может задеть честь и достоинство балерины Кретовой - " Дурочка оказалась уже совсем дурочкой,", а затем одобрить подобные манеры поведения в обществе в отношении дамы "... и, когда Онегин-Родькин стукнул рукой по столу так, что чуть не разнес, я его хорошо поняла."
Но это, видимо, был результат тех самых галлюцинаций от нафталина, которые также сподвигли госпожу Милютину написать следующее:
" Знаменитый финальный дуэт у Кретовой я приняла полностью, хотя она шла больше от Пушкина, чем от Чайковского." - Это очень пластическая галлюцинация, которую я представляю себе примерно так: пред очарованными очами Ирины стоят два каменных командора - Пушкин и Чайковский. И именно от Пушкина отделяется маленькая фигурка Кретовой, уходя незнамо куда. И поскольку она, как мы уже знаем, лишена натуры, то "Поведение героини Кретовой в этой сцене определяет фраза «Я другому отдана», но музыка в конце концов берет верх. " Вот ведь как - отдана-то она другому, но верх берёт-таки музыка. Видимо, теперь ей Кретова и отдана (всё лучше, чем девственница без оргазма).
Но вот здесь оказывается, что есть в данном балете не только безнатуральная Кретова и взявшая над ней верх музыка, но ещё и партнёр "обрушивший на нее шквал эмоций." Это тот самый Родькин, который ранее в чёрном выходил из зеркала, ну а теперь "Выбегает на сцену с такой мощью, что непонятно – как он не вылетает в оркестр?" Вот ведь правда - там бы ему и место, в оркестре, дабы всем стала окончательно видна его мощь, ан нет - не долетел и остался недопонятым.
Но и это ещё не всё. Потому как впереди - финал, в котором Родькин "... убегает в финале еще реактивнее. Каждый раз боюсь, что кто-то случайно попадется на его пути – сшибет с ног! Он доводит финал до состояния амока, что сейчас случается в балете крайне редко." Как хорошо, что в БТ никто не вертится под ногами премьеров, доводящих финалы до амоков. А то пришлось бы во время спектаклей дежурить не просто врачам, а целой бригаде представителей славного заведения с таким же лиричным названием, как белые столбы, простите, колонны БТ.
Хотя с другой стороны, может быть, время психиаторов уже и настало, правда, не для премьера Родькина, а для его пламенной поклонницы, у которой, несмотря на пламя, появился мороз по коже "Момент, когда он плашмя опускал ее на пол, каждый раз вызывал мороз по коже. Возникала аллюзия, что он кладет ее в гроб." Видимо, от соединения пламени с морозом и запахом нафталина в галлюцинациях несчастной возник образ Онегина-некрофила: иначе зачем ему класть в гроб ту, которую он страстно желает? К счастью, на данном спектакле танцевала не госпожа Горячева, которую господин Родькин стремился уложить во гроб, а госпожа Кретова, а поэтому "Кроме Анастасии, почти никто этого не делает: в основном Татьяны сразу отставляют заднюю ногу и садятся на пол. Также села Кретова. Потом легла на пол. Мороза не возникло." Ну вот и ладушки - отставили заднюю ногу и сели. Интересно, а что произошло с передней ногой, когда Кретова легла на пол, освободив зал от мороза?
Под воздействием не продающейся в магазине экзальтации, госпожа Милютина пришла к выводу, что "Она протягивала Онегину письмо, отвернувшись, не в состоянии смотреть ему в глаза. А потом уже рвала его механически – душа была обессилена." Вот ведь как оно - когда душа не обессилена, то письма рвут не механически, а, видимо, с душой. Или в душах. Или под душем.
Похоже, некоторым балетоманам пора принимать лечебные души в Белых столбах, где они будут вкушать дуэты "проникновенные в музыку Чайковского". А куда же им, дуэтам, спрашивается, ещё и проникать? Не в БТ же, дабы хоть как-то выйти замуж.