Усилиями международной команды творцов Страстная неделя в Москве в этом году неожиданнно озарилась лучом надежды.
Потому что когда публика выходит из театра в абсолютной уверенности, что танцу - быть, то впереди у всех маячит светлое будущее.
Ответственным за это небольшое чудо на Страстной является французский худрук МАМТА Лоран Илэр, мудро соединивший в один театральный вечер гениальное творение советского хореографа и своего предшественника на посту худрука этого театра Дмитрия Брянцева с постановками немца Марко Гёке и израильтянина Охада Нахарина. Более символичное сочетание национальностей хореографов трудно себе предстваить. И, скорее всего, просто всё случайно так сложилось, но хочется верить, что в мире нет ничего случайного.
И поэтому, вероятно, просто случайно у нас как-то забыли, что Брянцев был гениальным хореографом и никогда не применяют к нему данный эпитет. А ведь зря - "Призрачный бал" есть творение не менее великое, чем "Шопениана". Линия "Сильфида" - "Шопениана" здесь продолжена в неоклассике. При этом стройность и последовательность хореографической мысли и неповторимый авторский почерк представляют нам, на мой взгляд, лучшее балетное произведение на музыку Шопена. Или вернее, Шопена, ставшего музыкой. Куда там дорогому господину Роббинсу. Брянцев и только Брянцев сумел полностью раствориться в звуках и погрузить туда зрителя.
За полное погружение и ни с чем не сравнимое от него наслаждение на премьере отвечали:
Ксения Шевцова и Георги Смелевски, Валерия Муханова и Дмитрий Соболевский, Эрика Микиртичева и Денис Дмитриев, Наталья Сомова и Сергей Мануйлов и Оксана Кардаш и Иван Михалёв.
Вся эта великолепная шестёрка показала высший класс балетной неоклассической роскоши высочайшей техничекой сложности. Прожитый на едином дыхании в прекрасной ансамблевой стройности. И хотя не особо хочется кого-то выделять, но не могу не отметить Ксению Шевцову - там было на несколько граммов больше невесомости и на несколько сантиметров больше певучести, на мой, разумеется, субъективный взгляд.

Размягший и поверженный к ногам труппы зритель после антракта был конфронтирован с постановкой Марко Гёке "Одинокий Джордж" на музыку струнного квартета номер 8 до минор Дмитрия Шостаковича в версии для камерного оркестра Рудольфа Баршая. С Геке вот какакя вещь, на мой слух и взгляд, приключилась: его короткая колючая фамилия стала его же хореографическим почерком: маленькие, резкие, дёрганные, колючие движения. Впрочем, прекрасно положенные на музыку. Вот что написано на сайте театра об "Одиноком Джордже":
"Балет "Одинокий Джордж" получил свое название в честь гигантской черепахи, которая умерла на Галапагосских островах в 2012 году в возрасте 100 лет. "Одиночество – основная человеческая трагедия, и ее можно осознать и прожить в выразительном танце. Я чувствую, что тело – это тюрьма: неспособность выйти из наших тел – та отправная точка, с которой начинается отчаяние в моих движениях", – говорит о своем произведении Марко Гёке." Можно, конечно, добавить к этому, что одинокий столетной Джордж как-то аллюзируется со знаменитым романом "Сто лет одиночества". Но если ничего не читать, а просто смотреть на сцену, то приходишь к выводу, что эстетика экспрессиониста Шиле начала прошлого столетия наконец-то обрела свой эквивалент в танце. На столетие позже.

По привычке после второго отделения мы покинули зал. А делать этого было не надо. Потому что в антракте на сцене уже начала работать перпетуум мобиле танца. В лице Максима Севагина.

Почему творение господина Нахарина называется "Минус 16", нам неведомо. Для нас оно явилось гимнoм танцующим, кто бы они и где бы они ни были. И когда на сцену вывели людей из зала (не все они были случайно выбраны, конечно), то праздник танца достиг своего апогея.

Чтобы не закончится и на поклонах. И если для воспринимающего мир как цепь депрессий господина Гёке определяющим является "неспособность выйти из наших тел", то для жизнеутверждающего господина Нахарина основной составляющей является радость и наслаждение танцем.

Вот на этой позитивной ноте мы и продолжим .... А что продолжим, покажет жизнь.

Это логично, соглашусь.
Но здесь вопрос: а "Сильфида", являясь романтическим балетом, есть классика или нет?
Думаю, всё-таки, что классика. Тогда "Шопенианa" - романтический, а "Призрачный бал" - неоромантический.

Конечно, это право зрителя - уйти из театра, когда он сочтёт нужным.
Хорошо, что Илэр вообще включил "Призрачный бал" в репертуар - до него худруки не особо заморачивались традициями вверенной им труппы - всё больше по сусекам иностранного секонд-хэнда шустрили. Кстати, у меня мелькнула мысль, что как жаль, что в этом спектакле не отметился господин Полунин - вот где его байроновскому романтизму явно нашлось бы отменное применение.
Касательно Гёке и Нахарина. Ну что же - мы знали, на что шли. Такая программа на контрасте не совсем лишена смысла: если пускать "Призрачный бал"  в один вечер с "Шопенианой" или, скажем, с "Сюитой в белом" Лифаря, то не получится той выпуклости впечатления, которая остаётся в актуальном сочетании.
Думаю, что Гёке в клубе увидеть трудно. Да и Нахарина тоже вряд ли. Но это уже другая тема. Будут желающие - поговорим.