Но - маловато на приму

Казалось бы, на романтика-идеалиста, каким артист себя уже зарекомендовал в предыдущих партиях, партия Дезире должна сесть как влитая, но ожидания оказались завышенными. Возможно, виновата недолеченная травма, которая не позволила танцовщику набрать нужную форму к дебюту: выход Дезире-Родькина был прекрасен в сочетании танцевальной мощи и благородства формы, но к третьему действию танцовщик ощутимо устал, и сольная часть свадебного па-де-де, казалось, была исполнена совсем другим танцовщиком, в невысоком темпе и на сниженном эмоциональном градусе.

Дуэтная часть спектакля была технологически удачна: пара Захарова – Родькин, где оба партнера представляют современный эталон балетной красоты, особенно ослепительно смотрелась в свадебном адажио, которое было исполнено стилистически безупречно, но на эмоциональном уровне дуэт скорей не состоялся. В дуэте Захарова - Родькин всегда поток эмоций шел именно от Родькина, но в этот вечер партнер был эмоционально закрыт.

Чудин в отличие от Родькина не обладает ни идеальной принцевской внешностью, ни яркой актерской выразительностью, ни романтическим характером дарования, но, как оказалось, при должной музыкальной чуткости и технической свободе это становится не важным. Его Дезире будто заимствовал энергию и эмоциональный посыл в музыке Чайковского, его мощные прыжки и динамичные вращения, его острые стопы, его точеные, вихревые шене в соло в сочетании с бережным обращением с Авророй как к хрустальной статуэтке стали полноценным высказыванием – этот Дезире был одновременно страстным и нежным, энергичным и рафинированным, т.е. настоящим принцем по имени Желанный.

...

Поэтому первое действие спектакля - праздник совершеннолетия Авроры, получилось у Смирновой не очень убедительным, зато убедила свадьба (третье действие) - молодая прима Большого, отличающаяся отчасти искусственной манерой танца, оказалась совершенно в своей стихии в финальном па-де-де, блестящей стилизации танцев эпохи рококо.

Захарова-Аврора накануне выглядела более юной, чем Смирнова, несмотря на существенную для балетного жанра разницу в возрасте с более молодой примой. Выделка хореографического текста и у Захаровой, и у Смирновой вагановская, т.е. тщательная, детальная, даже изощренная, но смирновская порочность нарочита, а захаровская - естественна. Изящество и легкость, также как и иллюзия юности Захаровой, кажется, достались от бога, а беспредельная амплитуда движений придает танцевальному рисунку классической партии вкус свободы, это фирменный стиль Захаровой, который не спутаешь ни с каким другим в мире. Ее Аврора, которую балерина танцует уже более двух десятков лет, по-прежнему прекрасна, открыта и щедро делится своей уникальностью с окружающим миром.