Потрясающая притча. Всё в ней: и заштампованное мышление, и неумение слышать друг друга, и вообще неспособность думать, а именно глупость - источник всех бедствий человеческих.

Балет, он тоже одна большая притча. Ему не обязательно размахивать предметом, чтобы донести образ и, быть может, даже мысль. Человеческое тело - уникальный, самодостаточный и такой хрупкий инструмент.

«Ветка сакуры на лезвии меча»

.... или красота и любовь...

Спасибо за эту интересную находку. Данный балет хоть и является предметом постоянных восхищений и цитат балетоманов, но на шпагах как-то мало кто останавливает внимание.

Но вот хотелось бы поговорить о всеми нами любимом и не раз виденном балете "Жизель".
Оружие играет в нём поистине сюжетно- и смыслообразующую роль.
Особенно наглядно это проявляется в версии Баварского балета с Линн Сеймур и Рудольфом Нуриевым.

(спасибо, Konrad)

Появившийся граф сначала снимает плащ, потом предстаёт перед оруженосцем в спрятанном под плащём крестьянском костюме и просит оценить себя в нём. На что оруженосец указывает на шпагу, всё ещё выдающую в Альберте графа, а не крестьянина, под которого он маскируется. Нуриев делает жест, выражающий забывчивость, и снимает шпагу. Шпага здесь - второе "я" героя. Характеристика принадлежности его к высшим слоям общества. Также, как и плащ. Оба атрибута прячутся в сарае. После чего из графа делается крестьянин.
Но шпага эта, вернее, её отсутствие, будут постоянно присутствовать в его поведении. За неё он будет пытаться схватиться, когда лесник "застукает" его с Жизелью. А не обнаружив таковой у себя на боку, превратит в лезвие шпаги собственный взгляд, а затем и волевой жест руки.
Найдя в сарае злополучную шпагу, лесничий окончательно развеет свои сомнении в личности противника. А разбивая влюбленных Альберта и Жизель, именно шпагу протиснет между ними: как тот самый меч, который должен был сделать невозможным союз Тристана и Изольды.
Обретя, наконец, своё второе "я" Альберт бросится на соперника со шпагой, будет остановлен оруженосцем и на всеобщую беду оставит её валяться на месте разыгрывающейся трагедии.
Именно эта самая шпага и является в данной версии балета тем самым связующим звеном, объясняющим, откуда берётся второе действие. Потому что наткнувшись на неё, сошедшая с ума Жизель сначала очертит вокруг себя ею тот самый круг, который навсегда отделит её от людей, а затем недвусмысленно совершит ею же самоубийство. Этот момент, утерянный во многих других версиях балета, исключительно важен по двум причинам:
1. шпага есть символ невозможности соединения влюбленных из разных социальных слоёв, что и является причиной кончины Жизели;
2. будучи самоубийцей, Жизель лишается возможности быть похороненной на католическом кладбище и оказывается погребённой в том самом лесу, где и произойдут все последующие события балета.
Убирая или маскируя момент явного самоубийства, постановщики разрывают логику всей притчи.
И ещё раз рванётся Альберт к своей шпаге - после смерти Жизели, желая отомстить лесничему единственным принятым в его среде способом. Но и здесь будет остановлен, не станет осознанным убийцей, а заодно и поймёт, что шпагой делу не поможешь.
И поэтому на могилу Жизели придёт уже безоружным.
Надо отметить, что оружием в данном балете наделён и лесничий. В различных версиях он появляется с ружьём или же с арбалетом. Иногда имеет ещё и нож. И это тоже несёт смысловую нагрузку: человек его клана может и должен иметь оружие. Но не шпагу - привилегию дворянства.
Выстраивая подобным образом действие балета, как бы нанизывая его на эту самую шпагу, либреттисты и хореографы представляли зрителю логически и исторически безупречное повествование.

Но существует и второе толкование данной печальной истории. По этой версии основной бедой Жизели является её безудержная любовь к танцу. Танец в раннем католичестве, боровшемся с языческими божествами, до него (танца) охочими, и отправленными христианством в разряд нечестивых, ассоциировался с ведьмединым началом. А у Жизели ещё и сердце было слабовато. Поэтому и пыталась удержать её мать от этих проклятых танцев, рассказывая о судьбе виллис, в которую она может превратиться, умерев до свадьбы. Но Жизель это не останавливало, она продолжала танцевать - от счастья, от любви, от горя... И погибла не от удара шпаги, а от разрыва сердца... При такой трактовке остаётся совершенно непонятным, почему её вдруг закопали в лесу.
Правда, хореографы думающие превращают лес в деревенское кладбище. Как, к примеру, Владимир Васильев. В его постановке часто отчётливо видно, что Жизель заколоться не успевает, а поэтому самоубийцей не является.

Но и Альберт там приходит не в лес, а на деревенское кладбище.
И ещё одну вещь гениально обыграл Васильев. Это прощание Жизели и Альберта. Уходя навсегда в небытие, пожертвовав ради любви к Альберту своей самой большой страстью - танцем - она уже из могилы отдаёт ему свой последний цветок. И взяв его, Альберт кружится в умопомрачительной, бешеной коде: теперь её танец перешёл к нему. и это станет продолжением её вечного присутствия среди людей ....

Из книги Олега Виноградова "Исповедь балетмейстера", стр. 82 - о работа над балетом "Драгоценный фонарь лотоса":

"Мы работали с удовольствием, постепенно осваивая эту невероятную эстетику. А когда начались занятия акробатикой и древними военными единоборствами с виртуозным владением всеми видами холодного оружия, мы все - мужчины и женщины - не скрывали своего восхищения. Нам казалось, что выполнить подобное - просто невозможно! Но благодаря занятиям в детстве спортивной гимнастикой у меня кое-что получалось быстрее и лучше, чем у других. Я сразу освоил владение пикой и двумя мечами, и вскоре мне стали поручать обучение отстающих. (Позже, ставя балет "Горянка" в Кировском театре, я использовал эту технику в танце чабанов с посохами. Мой первый показ отдельных элементов вызвал у артистов такой же шок, как у нас, когда нам их демонстрировали китайские педагоги).

Автор: Севастьянов И. В.
"Драгоценный фонарь лотоса"
Балет  Чжан Сяо-ху по мотивам китайских народных сказаний.
Театр оперы и балета, Новосибирск, 1959 г.
Эскиз декорации   «Гора Хуань-шань», картина. 1959

Танец Гаучо.