Дорога в Берлин была долгой.
Собственно говоря, просмотр очередной поделки господина Ратманского должен был состояться ещё в минувшем феврале.
Но сила гравитации прикаминного пространства в то гнетущее время года оказалась несоразмерима даже с балетоманскими обязанностями и посему сгорели наши денежки и за гостиницу, и за относительно дорогой билет в партер Берлинской государственный оперы - не нашлось среди прихожан данного храма желающих купить его даже по дешёвке.
С тех пор много воды утекло: и бабье лето наступило, и успела родить второго сына, восстановиться и войти в форму замечательная Яна Саленко...
Ну, а мы пошли co второй попытки нa взятиe вершин Гималаев в центре Берлина.
На сей раз высота была взята.
И есть, чем поделиться с заинтересованной публикой.

В Берлинской опере на Унтер-ден-Линден нам пришлось быть впервые.
Это весьма элегантное, но ещё более демократичное заведение: даже на фоне сегодняшних свободных вкусов по выбору одежды для посещeния культурных мероприятий нам редко приходилось видеть столь расслабленно одетую публику. Зашедшую, видимо, в субботу вечером "на огонёк" в балет, пробегая мимо по каким-то обыденным делам. Где уж тут быть блеску мюнхенской буржуазии.
Прозвенел третий звонок. И произошло настоящее чудо: появился дирижёр, получил свою долю приветственных аплодисментов, взмахнул палачкой и ... заиграл оркестр - Государственная капелла Берлина - увертюру господина Минкуса к балету "Баядерка".
Народ, нас не призывали выключать мобильники, не грозили строжайшими запретами на аудио и видио съёмку!
С нами обошлись по-старинноми достойно.
Ах, как же это было приятно - не пребывать в роли нерадивого шкодника в храме искусств!
И никакие экраны айфонов-смартфоном при этом не светились, и никакие тюны Моцарта-Аббы из мобильников не раздавались.
Всё, как в старом добром театре.

И на сцене тоже.
Поскольку там разворачивалось действо под названием "реконструкция балета "Баядерка" господина Мариуса Петипа господином Алексеем Ратманским".
И это означало, что вместо танцев все разговаривали исключительно жестами: и Солор с друзьями - он появился на сцене в результате лёгкой пробежки, а не в "примитивном" сегодняшнем жете, и, конечно, Брамин.
Правда, слегка подвигались в туфлях на каблучках храмовые танцовщицы; припадаы на одну ножку в незамысловатых хороводах и невысоко поднимая при этом ручки. Да Махдаваджа со товарищи сделали несколько перелётов вокруг священного огня.
А потом появилась Никия в знакомой нам выходной вариации. (ЮТ счёл, что последняа часть музыкального отрывка имеет особого владельца, и решил его заблокировать).

На этом танцы на выходе закончились.
Брамин объясняется в любви, Никия, как принято, рассказывает, что служит лишь высшим силам. Всё, как всегда, только пантомима более "словообильна".
Никия играет в окне на ситаре, Солор слушает. Не сбоку в окне, как в реконструкции Вихарева, а наверху, как в "Ромео и Джульетте".

Вместо выходного дуэта Никии и Солора, до боли приникшего в плоть и кровь балeтоманов, имело место быть вот такое действо

Брамин всё видел. И, как водится, клянётся отомстить.

Картина 2.
Далее действие развивается во дворце Раджи, который решил поженить Солора и Гамзатти.
Здесь из танцев только Джампе, вестимо.
Остальные все ходят и жестикулируют: и Солор, который играет в шахматы с друзьями и Раджой, и Брамин, который пришёл наябедничать на Солора с Никией, и Раджа, порешивший Никию порешить, и Гамзатти, которая всё подслушала...
Очень "новаторски" воспринимает Солор известие о необходимости своей женитьбы на Гамзатти: он обращается к другу своему, Таларагве, который в данном спектакле был выше его ростом, и спрашивает его отчаянными жестами, что же теперь делать? Вот влип, так влип - жестикулирует "отважный воин" в полной своей инфантильности, граничащей со слабоумием, а друг ему жестами что-то там советует.
Затем Гамзатти призывает Никию на знаменитую разборку. Обе в туфлях на каблуках и, конечно, разбираются без танцев. Гамзатти в платье в пол, Никия в шараварах и укутана в шаль. Сцена известная, без особого реконструкторского новаторства.

Картина 3.
Праздник во дворце Брамина.
Начинается торжественный выход и дивертисмент.
Сначала проходят несколько непонятно кого в шагах, в которых потом выйдут танцовщики индусского танца - с поднятиями ног и рук в "индусских" движениях, к которым мы привыкли.
Потом приносят Раджу, потом пропрыгивают в подскоках "суровые" воины, опять пpоходят начальные неизвестные кто, выносят также нa носилках Гамзатти, девушки проходят с веерами, приезжает Солор на слоне, тигра висячeго вниз головой проносят ..
Ну, в общем, ясно. Хотя за последовательность, кроме впeчатливших нас непонятно кого (может, конечно, это были не покрашеные арапчата), я не ручаюсь.
В результате Раджа c Гамзатти и Солором сидят где-то у задника и их почти не видно, а на сцене, наконец, начинаются пляски.
При этом девушки и "суровые" воины водят такие вот хороводы под неизвестные нам доселе напевы

Странно, однако, представлял себе господин Петипа, по мнению господина Ратманского, тяжёлую поступь стражи великого Раджи.
Ну да ладно, затанцевал народ на сцене, и славненько.
Бледнотелые арапчата-детки тоже что-то там нестройно изобратили.
Девушки с попугайчиками.
Индусский танец с Махдаваджей с барабаном - известный нам вариант с небольшими отконениями по группировкам и с утрированием индусских позировок. Очень неплохо.
Танец с кувшином на голове. Не с девочками, а со взрослыми танцовщицами. Несущая кувшин постоянно его страховала одной рукой, боясь уронить. Но ничего, станцевали.
Чeтвёрка балерин. Как-то неприметно что-то тоже танцевали.
Всё это время на заднем плане, где выстраивались частично оттанцевавшие с опахалами и ещё чем-то, носили и ставили табуретки, на которых частично кто-то потом стоял. А частично они так и остались стоять сами по себе. В чём глубокий смысл сего, нами осталось не постигнутым.
Тем временем приближалось время шлягера под названием "Монолог Никии". Для данного события табуретки принеcли и поставили с левой стороны сцены, а Раджа, Гамзатти и Солор перешли туда и сели.
И вот появилась Никия с ситаром.

Как мы видим, инструмент здесь исключительно по принципу "чтобы былО", потому что музыкально ни одно касание до струн не соответствует звучанию инструментов в оркестре. И танцевать, на наш взгляд, инструмент мешает.
Впрочем, это не мешает Никии умереть, не приняв антидот от Брамина, поскольку Солор в это время хоть и с явным отвращением, но держит за руки Гамзатти, а Раджа, преграждает несчастной доступ к любимому.
После чего Солор бросается на труп Никии в рыданиях аки Альберт, а занавес опускается.

Второй акт начинается со страданий Солора в его комнате.
Махдаваджа пытается его отвлечь, для чего приглашает заклинателя змей с торбочкой, в которой, видимо, кобра.
Кобра, заклинатель и дудочка работают под неизвестную нам мелодию, но безуспешно. Тогда Махдаваджа сам пускается в танцы.

Но и это не помагает.
Тут развлекать Солора появляется Гамзатти и тоже пускается в незатейливый пляс под незатейливый мотив. Чем только вызывает ещё большее отвращение Солора, которому грезится Никия.

Расстроенная Гамзатти удаляется, а расстроенный Солор затягивается из кальяна, в результате чего возникает следующая картина.

Выход теней.
Тени идут с тёмных Гималайских гор (видно на видео с поклонов). Но для ещё большей темноты идут они нe на просто тёмную сцену, а за тёмным прозрачным занавесом, который поднимают лишь по прибытии на сцену последней тени.
Конечно, снимать из партера выход теней, занятиe бесполезное: и сам ничего не увидишь, и другим ничего не покажешь.
Но мы всё же кусочек отсняли, дабы можно было составить представление о реконструкторском новаторстве господина Ратманского: идут в спешном порядке, подрыгивая ножкой при переходе в аттитюд, как молодые лошадки.

Адажио Солора и Никии было практически сохранено в известном виде, во всяком случае на первый взгляд разительные отличия от того, что любимо многими поколениями ценителей, установить трудно.

Что касается трёх теней, то им повезло меньше.
Мы их, к сожалению, не засняли, поскольку при первом просмотре вообще сложно понять, что надо снимать.
Но вариации изменены сильно. Чего, к примеру, не сделал вообще Вихарев.
Так, "проскок" первой тени на одной ноге через всю сцену разбит на пять частей: проскок, пируэты (если не ошибаюсь), проскок, пируэты, шене на полупальцах. Как-то так.
Вместо высоких релеве - подъёмы ноги к щиколотке или середине икры и третьей тени. Вместо выходов в пятую - выходы в никуда. Все акценты смещены.
Я уж не знаю, у кого отказал слух - у Петипа или у Ратманского.

Но возвращаясь к Никии и Солору, которые среди теней танцевали так

А Никия без Солора танцевала с шарфом - видимо, сама с собой вела беседу - так:

Ну и завершилось всё это роскошество наконец затанцевавшего балета так:

Здесь, как мы видим, господина Ратманского понесло, и он поставил Солору, до того не танцевавшему соответственно узусу времён Петипа, вариацию, которую и в наше-то время мало кто станцует. О достоинствах сего творения каждый может судить для себя сам.
Ну а Никия получила так любимые господином хореографом эшапе, которыми до этого он одарил в своих реконструкциях и Аврору, и Одетту-Одилию.

После этого "гран финале" Солор проснулся, дабы осознать всю отчаянность своего положения. Занавес для подготовки свадебного торжества.

Торжество началось с розового танца детей с гирляндами.
Странный это был, скажу я вам, танец. Потому что музыка играла, а дети представляли живые картины. Ну, тогда это было модно. Но странно смотрелось. Особенно, когда картины эти иногда оживали, но в слышимом разнoбое с музыкой.
Впрочем, они потом тоже затанцевали - нескoлько незамысловатых комбинаций всё с теми же незамысловатыми движениями.

Неожиданно в кругу танцующих с розовыми гирляндами Солору видится Никия, которая крутится в арабеске, как в сцене с шарфом.

Ну и, наконец, начинается гран па. Собственно, большой па д´аксьон. Потому что там танцует ещё и тот самый друг Солора, и четыре солистки.
Выводит Никию на гран па не Cолор, а друг. Аки Бено в ЛО.
А в конце адажио Солор поднимает Гамзатти, а друг сзади Никию.
Никия, конечно, постоянно мешается между Солором и Гамзатти.
Солистки танцуют очень странные вещи: музыкальные фразы изменяются и развиваются, а они повторяют совершенно одинаковый для всех набор движений.
Странным был, однако, великий Петипа (в интерпретации Ратманского).

Солор танцует навороченную вариацию, поставленную Ратманским на музыку из "Папильона"

И, наконец, Гамзатти в свой звёздный час превращается в Повелительницу из ДК

После уже упомянутой коды терпение Раджи, наблюдающего, как Солора постоянно куда-то уносит (он-то Никию, по идее, не видит) лопается и он требует, наконец, повенчать Гамзатти и, когда Брамин соединяет руки брачующихся, идёт мультимедийная картинка разрушающегося храма. Все бегают и падают.
Картинка уходит.
Из задника появляется Никия. Отыскивает Солора. Пробуждает, как Жизель Альберта, и он застывaет у её ног, воздев к ней руки.
Конец реставрации.

Браво оркестру.
Браво госпоже Саленко и госпоже Годуновой.
Хотелось бы сказать "браво" и Солору...
Но господин Симкин был настолько нелепо комичен в своём жёлтом плюшевом костюме, самый маленький среди мужской составляющей данного действа, что как-то это "браво" получается совсем тоненьким. Хотя становится понятным, почему его сердцу так дорог герой одной известной детской сказки.

И в заключении по "продукту" господина Ратманского:

если ранние реконструкции господина Вихарева показали величие господина Петипа, то реконструкции господина Ратманского, и, в первую очередь, "Баядерка", дали возможность увидеть всю устарелость, немузыкальность того, что Ратманский называет "первоисточником". И усомниться в гениальности нашего идола.
Печальный, однако, итог.

На первый взгляд, как небо и земля: вариации Фаллингтона отличаются абсолютной музыкальностью и текучестью, вариации Ратманского - странными синкопами и разрывами.
Но это, понятно, общее впечатление, да ещё и не профессионала, да ещё после одного просмотра.
По уже описанной заключительной части первой вариации могу смело утверждать, что последнее шене было на полупальцах, а не на пальцах, как у Фаллингтона, а вот чем прерывалась диагональ проскоков, увы, не помню: то ли вращениями, то ли шажками, как у Фаллингтона, но, кажется, не в обратную сторону, а всё же вперёд.
Ну и везде - низкие поднятия ног, вместо релеве - ку де пье, чем, как известно, господин реставратор особо  горд.
Ещё - пор де бра под старину. Несчастные тени в ансамблевом танце очень этими пор де бра были озабочены. Получилось, конечно, весьма в разнобой, поскольку обучены они им изначально не были и кому-то далось лучше, кому-то хуже. Но было очень заметно, как они стараются держать руки для них по-новому.

К спектаклю имеется программка аж за 8 евро.
Там длинное интервью Ратманского, Вам, вероятно, известное.
Где он много всего противоречивого наутверждал.
И ещё там статья Сергея Конаева - об источниках вдохновения Петипа.
Так вот, Ратманский рассказывает, как прекрасно ему работалось с нотациями Сергеева, а Конаев - о нотациях Горского, с которыми так повезло Ратманскому.
В моей голове теперь сумбур.

Ещё имеется интервью с автором музыкальной аранжировки.
Ему я потом отдельный пост посвящу.

Спасибо за уточнение исторического порядка "кочевания" вариации Гамзатти.
Но с точки зрения современного зрителя всё же порядок получается обратный.
Наверное, надо считаться и со зрительской перспективой.
Впрочем, это мелочи на общем фоне.

Да.

В программу был вложен листочек с фото дивертисмента и выхода теней

Наглядный ответ на этот вопрос