Когда умирает Режиссёр, мир становится хуже. Тупее. Злее. Скучнее. Уродливее. Бессмысленнее.
Режиссёр — сложная и мучительная профессия. Она даётся как печать. Печать знания.
Режиссёром становятся от невозможности им не стать. Если в тебе бурлит коктейль из самых разнообразных знаний и впечатлений, то шанс стать режиссёром есть...
Демиургическая профессия. Непонятная многим. Редкая.
Режиссёр похож на архитектора: архитектором нельзя стать в юности, как и режиссёром — слишком много знаний требуется.
Архитектор создаёт здания для людей. Режиссёр создаёт людей. Режиссёр. Создаёт. Людей.
Он отвечает за сознание, за подсознание, за мораль, за этику, за чёрт знает что ещё. За секс, за боль, за вечность.
Режиссёр всегда должен удивлять. Он должен увлекать и впечатлять. Он обязательно должен всё видеть иначе, чем все эти люди из нормальной жизни. Он им, этим людям из нормальной жизни, обязан рассказать о скрытом, о невидимом ими, о тайном.
Это его работа — видеть другое измерение и уметь найти форму, чтобы описать его. Он видит, слышит, чувствует и умеет это описать. Он, как канарейка в шахте, знает о катастрофе еще до того, как она произошла. Режиссер - Пророк.
Режиссёр всегда один. В одиночестве. Один наблюдает за миром, из тени.
Режиссёр никому не важен: публика не интересуется им, разве только его сексуальными приключениями или политической позицией. Публике нужны только актёры, только весёленькое и красивенькое.
Но без Режиссёра невозможно ни публике, ни актёрам. Без него не будет ни веселья, ни красоты.
Умерли Уилсон, Ерёмин, Юхананов, Бутусов... Умерли по-разному, каждый в своей жизни. Внезапно, почти одновременно. Это огромный удар по миру, по цивилизации, по красоте, по СМЫСЛУ. Каждый из них, встретившийся в моей жизни, был моим учителем. С каждым из них у меня связана история — личная, но все эти истории привели меня в режиссёрскую профессию.
Я увидел спектакли Боба Уилсона в начале столетия. Это был другой Театр, иной от того, что я знал до. И мой мир стал немыслим без Уилсона. А потом я сидел у него на репетициях. Я расспрашивал его актёров. Я должен был работать его помощником. Он познакомил меня с Аллой Демидовой... Уилсон видел мир картинками, которые наполнял светом и музыкой, создавая уникальную КРАСОТУ.
Имя Юрия Ерёмина я слышал с детства — он был главным режиссёром театра драмы в Ростове-на-Дону. У нас был общий сценограф — Стёпа Зограбян, с которым он делал легендарную «Палату № 6». А потом мы вместе работали в Гарвардском университете, преподавали Систему Станиславского, которую Юрий Иванович мог изложить за одну лекцию так доходчиво, что ее понимал даже стул. У него было блестящее ЗНАНИЕ театра как системы вопросов к себе и миру....
С Борей Юханановым я всегда молчал — говорил только он. Это было самое продуктивное и содержательное молчание в моей жизни. Нас утверждали руководителями театров в один день — мы вместе провели его в коридоре департамента культуры Москвы. Я слушал Борису лекцию о Театре и был счастлив. Ему были интересны мои спектакли, он отзывался о них хорошо, но вряд ли он их видел, но он мог говорить и разбирать что угодно, не видя. Просто у него было свое особое ВИДЕНИЕ театра и мира, и он доносил его всем своими блестящими монологами.
Если бы Юра Бутусов, чьи спектакли я очень любил, не пришёл однажды ко мне и лично не сказал добрые слова про одну из моих первых работ в Москве, я, возможно, не справился бы... Он всегда ломал привычное и делал всё вопреки — этим он мне очень близок. Он безжалостно выжимал актёров, как краски на холсты своих спектаклей. Он был прирождённый рокер, и тот визуальный экспрессионистский хаос, который он творил на сцене, всегда оборачивался нежнейшей гармонией и хрупкостью. У него было обостренное чувство правды и лжи, и он искал в театре подинность и настоящесть...У него был театр бешеной ЭНЕРГИИ, он передавал нам ощущение, что в театре и в жизни никаких границ нет. Или их надо уничтожить.

Когда умирают режиссёры, мир становится сильно хуже. Без Бутусова, Юхананова, Ерёмина, Уилсона в нём стало сильно меньше ЭНЕРГИИ, СМЫСЛА, ЗНАНИЯ и КРАСОТЫ. Их смерти - удар по человечеству, по искусству, по всем нам...
Режиссёры не могут беречься, но их надо беречь, как редких птиц.
Когда все режиссёры вымрут, будем бродить тут бессмысленные, уродливые, глупые и постоянно сталкиваться лбами.